Памятник на могиле эпохи. Что означают для России 20 лет стагнации в экономике?

Slon: Памятник на могиле эпохи. Что означают для России 20 лет стагнации в экономике?


Сергей Алексашенко
Старший научный сотрудник Института Брукингса (The Brookings Institution) 

На днях в прессу
утек составленный Министерством экономического развития долгосрочный прогноз развития
России до 2035 года. Этот документ – замечательный памятник на «могиле»
эпохи Путина.
Нет, конечно,
российский президент еще не объявил о своем уходе, и у него нет никаких шансов
проиграть выборы в марте 2018-го. Сама по себе эпоха Путина может еще продлиться
и пять лет, и десять, а, может, даже до конца прогнозного срока. Но ее
историческая судьба понятна – экономика России лишена драйверов роста и обречена
на долгосрочную стагнацию, на постоянно растущее отставание по уровню жизни и
по уровню технологического развития от передовых экономик мира. Эта ситуация
мне сильно напоминает то, что я видел в 80-е годы в Советском Союзе: темпы
роста экономики быстро затухали, и никакие «решения партии и правительства» не
могли вдохнуть жизнь в загнивающий организм.
При желании Владимир Путин мог сильно покошмарить основы экономики, но
делать этого не стал.
Спору нет – даже
сегодня, когда уровень потребления населения в России снизился на 15% со своих
пиковых значений второй половины 2014-го года, уровень жизни россиян
существенно выше, чем в 2000-е и 90-е годы, не говоря уже о советской эпохе. Но
нужно хорошо понимать, что заслуги российского президента в этом, не скажу
совсем нет, но гораздо меньше, чем думается ему и его электорату.

Период «чуда»

Период 1999–2008
годов вполне мог бы называться периодом «российского экономического чуда» –
экономика росла со средней скоростью 7% годовых, – но слишком уж разными были драйверы этого роста.
  • 1999–2002 – послекризисное восстановление, опиравшееся на
    слабый рубль, свободные мощности. Оно трансформировалось в бурный рост
    потребительских отраслей.
  • 2000–2004 – плоды приватизации 90-х. Крупный бизнес
    понял, что правила игры не пересматриваются и стал вкладываться в развитие. Производство
    нефти в физическом выражении выросло в полтора раза, металлов – на 30–35%. Но закончилось
    все «делом ЮКОСа», и с тех пор нефтянка растет на 1–1,5% в год.
  • 2003–2008 – бурный рост цен на нефть, который принес
    российской экономике более $2 трлн. Львиная доля этих денег досталась
    федеральному бюджету, но он их тоже активно вливал в экономику, не все
    складывал в резервные фонды. А того, что оставалось нефтяным компаниям, хватало
    на хлеб с маслом и икрой.
  • 2005–2008 – период бурных внешних займов. В среднем российская экономика привлекала свыше $100 млрд в год.
Понятно, что все
эти факторы не имели никакого отношения к личности российского президента. Но его
вклад в дело роста – в том, что он оказался сторонником базовых принципов
рыночной экономики, свободного ценообразования и взвешенной бюджетной политики.
То есть при желании Владимир Путин мог сильно покошмарить основы экономики, но
делать этого не стал.

Перегрев и лечение
холодом

К началу кризиса
2008 года российская экономика демонстрировала полный набор симптомов болезни,
которая в науке имеет название «перегрев».
  • Экономический
    рост концентрировался в неторгуемых секторах (финансы, операции с недвижимостью,
    оптовая торговля);
  • Сальдо по счету текущих
    операций платежного баланса (то есть разница между экспортом и импортом)
    практически обнулилось при ценах на нефть, приблизившихся к $150 за
    баррель;
  • Корпоративный
    сектор и банковская система интенсивно накапливали внешний долг, существенная часть которого была
    краткосрочной;
  • Банки откровенно
    занимались валютными спекуляциями (занимали в долларах, кредитовали в рублях),
    не обращая внимания на усугубляющиеся валютные риски.
России,
можно
сказать, повезло – триггером кризиса стали масштабные потрясения в
мировой
экономике, которые для нашей страны обернулись резким падением мирового
спроса
на сырьевые товары. Кризис 2008 года российские власти в полном смысле
слова
«залили деньгами»: программа фискального стимулирования и программа
капитализации банковской системы по общему объему потянули на 11% ВВП.
Эксперты
расходятся во мнении относительно эффективности этих программ, но России
еще
раз повезло – спад спроса оказался кратковременным, уже весной 2009
года мировая банковская
система ожила, что потянуло вверх всю мировую экономику. Это справедливо
и для России, чья экономика, пройдя нижнюю точку в апреле 2009
года, тоже начала потихоньку расти.

Политический переключатель

На протяжении
2010–2011 годов многим казалось, что
«российское чудо» может восстановиться, но основные драйверы, двигавшие экономику
до кризиса, – растущие цены на нефть и внешние займы – теперь работали намного
слабее.
Хотя к началу
2012 года по уровню ВВП Россия вышла на докризисный уровень, уже к середине года
стало заметно, что двигатель экономики барахлит: темпы роста начали снижаться
и, что более важно в долгосрочной перспективе, рост инвестиций сошел на нет (не
считая двух государственных мега-проектов – Форума АТЭС во Владивостоке и
Сочи-2014). В 2013 году, при среднегодовой цене нефти $108 за баррель,
темп роста экономики снизился до 1,3%.
Ключевыми триггерами
замедления экономики России стали два политических решения, принятых осенью
2011 года: Владимир Путин заявил, что он намерен вернуться в Кремль в качестве
президента страны, а бывший в тот момент президентом Дмитрий Медведев утвердил
новую программу вооружений до 2020 года – на нее государство пообещало
потратить 23 трлн рублей. Оборонная наука и промышленность в России традиционно
изолированы от гражданских секторов, и бюджетный мультипликатор расходов (то
есть отдача на каждый потраченный рубль) для экономического роста резко упал.
Расходы на оборону поддерживали текущие темпы роста промышленности, но не
вносили никакого вклада в создание условий для долгосрочного экономического
роста.
По сути дела в
этот момент экономика оказалась в крайне
неустойчивом положении – любого внешнего шока было достаточно, чтобы перевести
маленький плюс (рост) в минус (падение). Таких шоков оказалось сразу два:
российская агрессия против Украины (аннексия Крыма и война в Донбассе), которая привела к введению западных санкций
против России, и падение цен на нефть, начавшееся летом 2014 года. Рубль
оказался в ситуации «идеального
шторма»: на западные санкции наложились падение нефтяных цен, пиковые платежи
российских банков и компаний по внешнему долгу и ошибки Банка России в
денежной политике. Результатом стал валютный кризис декабря 2014 года.
Западные санкции
были бы не столь заметны, если бы их действие не усилилось многократно российскими
контрсанкциями (разогнавшими инфляционную волну в 2014–2015 годах) и
провозглашенным на самом верху курсом на самоизоляцию российской экономики и
массированное импортозамещение. Введение западных санкций, помимо прямых
ограничительных мер, привело к резкому повышению политических рисков ведения
бизнеса в России. Эти риски не подтолкнули к уходу из нашей страны те западные
компании, которые уже пришли в Россию и создали здесь свои структуры, но поставили
непреодолимый барьер на пути тех, кто только задумывался о приходе сюда. Рисковать
своими деньгами при абсолютной неуверенности в том, как сложатся отношения
России и Запада через 5–7 лет, желающих не находится.

Путевка в бесконечную стагнацию

В
современной
мировой экономике странам догоняющего развития (какой, безусловно,
является
Россия) крайне важно встраивать свои компании в глобальные цепочки
создания
стоимости. Выйти на устойчивый и
быстрый рост, опираясь лишь на потенциал внутреннего рынка, не удалось
еще никому, хотя попытки были. Чтобы российские компании могли
встраиваться в глобальные цепочки
и выходить со своей продукцией на внешние рынки, необходим постоянный
приток
западного капитала в Россию. Под таким капиталом я меньше всего имею в
виду
деньги.
Политические риски, помноженные на мечты о самодостаточности российской
экономики, воздвигли непреодолимый барьер на пути в Россию капитала.
Западные деньги в Россию продолжают идти: в этом году примерно две
трети прироста рынка ОФЗ обеспечили нерезиденты, привлеченные высокими
процентными ставками и укрепляющимся рублем. Но российской экономике (в отличие
от Минфина) нужны не деньги, а технологии, оборудование, менеджерские умения и
навыки.
К настоящему
времени политические риски, помноженные на мечты о самодостаточности российской
экономики, воздвигли непреодолимый барьер на пути в Россию этих компонент
капитала. Никто сегодня не может предсказать, когда Россия будет (и будет ли
вообще) выполнять Минские соглашения, и значит, когда будут сняты (и будут ли
вообще) западные санкции. Их отмена является необходимым, хоть и не достаточным,
условием снижения политических рисков для ведения бизнеса в России.
Именно поэтому
кратко- и среднесрочные прогнозы Минэкономразвития исходят из того, что западные санкции будут продолжать
действовать. Я не знаю, какую гипотезу на этот счет заложили авторы долгосрочного
прогноза, но хорошо понимаю: если российская экономика проведет под санкциями
лет десять, до 2024-го, то масштаб технологического отставания станет непреодолимым.
Все возможные, реальные и гипотетические, конкурентные преимущества российской
экономики будут обесценены потребностью в гигантских инвестициях, без которых наверстать
накопленное технологическое отставание будет невозможно.
Специалисты
Минэкономразвития проделали качественную работу: возможно, они изо всех сил
пытались поднять будущие темпы роста, но полученный ими результат – 1,7% на
20-летнем горизонте – наглядно демонстрирует предельные возможности той
экономики, которая существует сегодня в России. Экономики, в которой доля
государства составляет, по оценке ФАС, 70%. Экономики, в которой права
собственности не защищаются ни законом, ни правоприменительной практикой.
Экономики, в которой число бизнесменов, ежегодно попадающих в жернова
рэкетирской машины силовиков, исчисляется сотнями тысяч. Экономики, в которой
единственным функционирующим мотором является добыча и экспорт сырья (готов
поспорить, эксперты Минэкономразвития не заложили в прогноз никаких технологических
сдвигов, из-за которых мировое потребление первичных энергоресурсов – в первую
очередь, нефти и угля – может быстро начать снижаться). Экономики, в которой главной
причиной устойчивости в последние пару лет является функционирование
военно-промышленного комплекса, питаемого за счет накопленных ранее финансовых
ресурсов.
Такая экономика не имеет шансов на быстрое развитие. Такая экономика
не может конкурировать ни с американской экономикой, ни с польской, ни с
корейской, ни с вьетнамской. Такая экономика обречена на загнивание.
Я не знаю, как
правительство и президент отреагируют на представленный прогноз. Возможно,
просто не обратят на него внимания. А возможно, прикажут повысить темпы роста в
базовом сценарии до «более приличных», скажем, 2,5% годовых. Но это не изменит
сути экономики. И, безусловно, не заставит ее развиваться быстрее.
Есть две базовые
предпосылки, способные привести к оживлению российской экономики:
  1. комплексная политическая реформа – реальная
    политическая конкуренция, независимая судебная система и верховенство права,
    независимые СМИ, борьба с коррупцией и кардинальная «зачистка»
    правоохранительных органов. Но о последнем не никто из чиновников даже не смеет
    заикаться;
  2. «замирение» с
    Западом на основе вывода российских войск (отпускников, добровольцев, прикомандированных)
    с востока Украины и передачи Донбасса под контроль и управление Киева.
Пока российские
власти не решатся на эти шаги, прогноз Минэкономразвития будет оставаться
актуальным, а, если он и будет меняться и пересматриваться, то только в сторону
затухания.

Комментарии

Популярные сообщения из этого блога

Татьяна Рыбакова (Republic): Новая норма и ее последствия. Чем грозит привыкание к жизни в осажденной крепости

Republic: «Мы до обеда уже знали, что уедем». Портрет российской эмиграции-2022 на примере оказавшихся в Армении и Грузии

Republic: Третий путь русской интеллигенции: новая власть, новая оппозиция и новое общество